Твердый национальный шаг российской власти, возвращение Крыма и Севастополя, у некоторых работников идеологического фронта подстегнул малоуместную именно теперь бурную эмоцию по поводу российского державного величия.

России сейчас предстоит сосредотачиваться — между тем феерия самовосхвалений, слишком быстро приходящая на смену чувству национальной радости, видится не самой сильной и не самой разумной помощью родной стране.

Наряду с этим образ утверждаемой национальной России опять стали активно ретушировать советскими элементами. Еще до трагедии в Славянске из думских широт пришла очередная нелепость на тему «Виктор Цой — агент ЦРУ» (после обращения сына певца в суд о защите отцовских чести и достоинства информация о принадлежности экстравагантной идеи депутату «Единой России» была категорически опровергнута). «Подчистили» блоговое самовыражение, приравняв блоги с трехтысячеразовой посещаемостью к СМИ (видимо, так легче «привлечь» за крамолу, вброшенную в электронное пространство, читай за какой-нибудь неуклюжий тезис вразрез с политической парадигмой дня). Стараниями известных думских патриотов вступил в силу закон, карающий изрядным сроком за оправдание нацизма (замерить бы процент сей идеологической опасности и сравнить его с непрерывно идущими изо дня в день публичными оправданиями дела Ленина-Сталина) и за излишний критический пыл по адресу антигитлеровской коалиции во главе с СССР.

Гражданину свободной и сильной России странно желать возвращения столь вульгарно оформляемого государственничества, причем без необходимости к тому; так же проблематичны для него самоотгораживание от Запада (не политическое, а экономическое) и уже не раз озвученный «крен в Азию» (далеко не вполне ясный по своей культурной перспективности контакт с Индией и Китаем).

Тем не менее ситуация с таким идеологическим переклоном, видимо, неизбежна. Украинский вопрос, безусловно, придает выпуклости антизападным настроениям не только во власти, но и в толще российских граждан. С самого начала украинского кризиса западные политики проявили демонстративное снисхождение к набравшему в нем силу антирусскому экстремизму.

Украинизм, идеологическим истоком которого является издавняя польская русофобия (археология этой проблемы блестяще проведена в книге эмигрантского историка Николая Ульянова «Происхождение украинского сепаратизма»), ныне получивший в руки оружие, — таранная сила против России, которую Запад принципиально отказался нейтрализовать, предпочитая вести весьма двусмысленные при разгорающемся конфликте «переговоры» о формальной демократии.

«Я испытал огромное разочарование, — рассказывает член российской делегации в ПАСЕ адвокат Евгений Тарло, по своим взглядам либерал-западник. — …я надеялся, что в ПАСЕ нам продемонстрируют, как надо объективно решать вопросы, прислушиваясь ко всем точкам зрения… И что же я увидел? Какие-то нелепые манипуляции с регламентом, когда в обсуждении вопроса, напрямую касающегося только России и Украины, участвуют все украинцы, пять грузин, прибалты, несколько западноевропейцев и только трое русских из почти 20 членов делегации. Разве это демократия? Доклад почему-то готовили прибалты. И он оказался не просто необъективен, а отражал одну, причем одиозную и крайнюю точку зрения. И ее принимает послушное большинство… В итоге все превратилось в постыдное судилище с заранее состряпанным приговором, построенным на зоологической русофобии… Так, одна из членов украинской делегации Ирина Геращенко объявила нам, что миллиарды Януковича мы прячем в России, и требовала их вернуть, обвиняя во всех бедах Украины… В этом теперь международное право по-европейски?» («Литературная газета», 23 — 29 апреля 2014, с. 2).

Словом «русофобия» громогласящие от лица России сторонники «красно-коричневого» патриотизма в последнее время постоянно кидались в несогласных. «Русофобами» у них объявлены чуть ли не все русские западники, чуть ли не все отечественные либералы, едва ли не все сторонники демократии (что по-путински суверенной, что классически западной), и уж конечно, все национально мыслящие люди, кому неутраченное чувство национальной памяти не дозволило ни на секунду прозреть в товарище Сталине возродителя православной российской империи.

Эта компрометация понятия, однако, не отменяет наличия скрывающейся за ним конкретной политической сущности, ее присутствия в геополитической реальности и «горячего» влияния на таковую. В названной книге Николая Ульянова кредо агрессивного  антирусского украинизма передано словами его поборников: «наша борьба… против всякой... России, России большевистской и царской, России фашистской и демократической, России панрусистской и панславистской, России буржуазной и пролетарской, России верующей и неверующей… России Милюкова и России Власова, вообще против России, которая уже сама по себе синоним империализма».

Против такой русофобии Россия ради своего национального сохранения должна была выставить надежный заслон. И вот заслон выставлен. Степень его надежности нам пока еще не вполне ясна, ибо она пока что не вполне испытана; однако два идеологических вектора в российском обществе в отношении данной операции определились вполне.

Блюстители государственных устоев успели выразить себя в профилактических мерах, описанных выше; к этим мерам еще можно присовокупить такую пустую хлопушку, как нашумевшее предложение привлечь к суду за развал СССР последнего советского генсека. Судить Горбачева при неподсудном Сталине и неснесенном ленинском мавзолее — это и есть уровень понимания постсоветской исторической ситуации у борцов с русофобией по всей «русской народной линии» от думских трибун до одноименного сайта.

Зато благодушие отечественных либералов оскорблено даже относительно осторожным проявлением российской военной силы: федеральные «зеленые человечки» для них всяко страшнее и возмутительнее пробандеровской майданской партизанщины. Этим настроениям трудно не подыскать типически сходного примера в событиях более чем вековой давности: и тогда в России оппозиционная интеллигенция обращала свои симпатии на сторону подрывников государства, упиваясь в своем революционном настрое «химерическим словоделанием» (Федор Степун).

И вот как теперь определили это склонение либерального сердца авторы открытого письма в «Российской газете» (от 12 марта с. г.) — двое из них, кстати говоря,  авторы белогвардейского «Посева»: «Либеральное пораженчество и политическая спекуляция открывают ворота новому русскому Февралю».

Российский президент в своей недавней пресс-конференции даже выразился сильнее, обнаружив у нынешних противников возвращения русского полуострова «не самую лучшую историческую преемственность» с пораженчеством большевиков. И сослался на пример радикальных исторических оппонентов большевизма: «Если Вы вспомните, посмотрите на высказывания лидеров белого движения, то поймете, что, несмотря ни на какие противоречия политического характера с представителями большевиков, они никогда не допускали даже мысли о возможном разделе между Украиной и Россией, потому что всегда считали, что это часть единого, общего пространства и что это единый народ. И они были абсолютно правы».

Условия возвращения Крыма сейчас отнюдь не идеальны, но России, кажется, выпал исторический шанс хотя бы на попытку срастить одно из больнейших беловежских рассечений — то, что А. И. Солженицын назвал «бесчувственной уступкой» Украине нескольких фактически русских областей и по населению, и по истории без какой-либо гарантии их культурного существования и юридической защиты (см.: Солженицын А. И. Россия в обвале. М., 2009. С. 38).

Подвиг державного созидания, присущий русской государственной истории, ничего общего не имеет с лубочным великорусским чванством времен развитого социализма. Чтобы продолжать этот подвиг, нужны сильные политические решения сверху, и начаток их мы можем видеть в череде украинских событий. Этого, безусловно, недостаточно, требуется тщательная продуманность многих дальнейших ходов, и в самой России вокруг происходящего совершенно не нужно возжжение идеологического ореола, отдающего разжиженной брежневщиной. То, что подобное все-таки имеет место, говорит о непреодоленных изъянах русского национального воспитания, с трудом прозревающего после советских шор. И все-таки ура-патриотическим политтехнологам нет надобности бежать впереди агитационного паровоза: сознание свободного российского гражданина спокойно обойдется без воздвигаемых ими искусственных подпорок для своей лояльности и елико возможно державного понимания российских задач.